Русские без России

Ребята понимали – далеко не все из них смогут попасть  на суда, вывозившие беженцев из оставляемого белыми частями Владивостока. Это были около 30 старых вспомогательных кораблей Сибирской флотилии, перегруженные до предела, – названные эскадрой адмирала Старка. 

На берегу в районе мыса Поспелова находился тогда 16-летний Иван Мирзоев, кадет Хабаровского графа Муравьева-Амурского кадетского корпуса. И совсем ещё девочка, 11-летняя Ларисса Андерсен, дочь подполковника белой армии, преподававшего в кадетском корпусе английский язык. Они не были знакомы, но на судно попали и отправились в своё пожизненное эмигрантское плавание. 

Спустя много лет, да что там – десятилетий, Иван Мирзоев и Ларисса Андерсен окажутся во Франции. Он будет доживать своей век в Русском доме в Сент-Женевьев де Буа под Парижем. Она – в глубинке Франции, в небольшом городке Иссанжо, в окружении кошек. При этом каждому из них судьба отмерит 101 год. И найдут они свой последний приют – во французской земле. А как хотели вернуться на остров Русский, чтобы остаться здесь уже навсегда… 

«Последнюю ночь, пожалуй, самую длинную в моей жизни, мы провели не в казарме, а на берегу, – вспоминал Иван Николаевич Мирзоев во время одной из наших встреч. – С мамой я попрощался заранее, она жила на Первой Речке, мы обнялись последний раз на пристани, больше я ее никогда не видел. Отца лишился, когда мне было всего восемь лет, он сгинул в Первую мировую войну…

Наконец подошли сразу два транспорта. Мы стали спешно грузиться. Первой остановкой стал корейский порт Гензан. Более месяца спустя, в декабре, был взят курс на Шанхай. И здесь судьба меня поберегла. Не нашлось места на боеспособном «Лейтенанте Дыдымове». Определили на другой корабль. Во время перехода разыгрался сильный шторм, «Лейтенант Дыдымов» затонул, не дойдя 100 миль до Шанхая. Вместе с экипажем, беженцами погибли 17 хабаровских кадет и 14 ребят из Омского кадетского корпуса имени Александра Первого. 

С Иваном Николаевичем Мирзоевым, седовласым благообразным стариком с гуцульскими, совершенно белыми, в тон шевелюре усами, мы впервые познакомились в 2003 году в Русском Доме в Сент-Женевьев де Буа. Этот приют для русских эмигрантов организовала почти 90 лет назад княгиня Вера Кирилловна Мещерская в подаренном ей загородном поместье французской знати. В числе постояльцев здесь были семейство Бакуниных, жена адмирала Колчака, супруга министра Столыпина. В этих стенах в преклонном возрасте почила Татьяна Юрьевна Старк-Кипинева, жена контр-адмирала Старка, который в октябре 1922-го уводил из Владивостока последние корабли с тысячами русских беженцев. 

– Эх, можно было бы прямо сейчас махнуть на Русский остров, во Владивосток, – вырвалось однажды у Ивана Николаевича во время нашей очередной встречи. – Я часто вспоминаю то время. Как нас, кадетов, в Шанхае посадили на французский пароход «Портос» и мы очутились в Югославии вместе с моим верным другом Юркой Немковым. Там, по прибытии нашу братию снова расформировали: одни попали в Сараевский корпус, другие, в том числе и я, – в Донской. Здесь мы, молодёжь, не ужились с самостийниками. Повздорили. Каждому выдали по 200 динаров и путёвку на работу. Я попал на шахты. Вскоре сбежал в Белград. Голодал жестоко, но по молодости лет мало обращал на это внимания, всё надеялся, что скоро вернусь в Россию и всё устроится. 

Не довелось, не вернулся… А по контракту уехал во Францию. Брался за любую работу, потом окончил курсы электриков, женился. Детей Бог не дал. После смерти жены перебрался в Русский Дом.

Иван Николаевич пригласил в свою комнату под номером девять. Здесь все было просто, на тумбочке в рамке стояла фотография любимой собаки – Дружка. 

– Какой бы вам подарок хотелось получить к дню рождения? – спросила я как-то у Ивана Николаевича.

Пельменей настоящих сибирских отведать, как в детстве.

Последний раз мы с ним виделись в 2007 году. Годы ещё больше согнули спину, гуцульских усов уже не было, но взгляд оставался по-прежнему внимательным и сердечным.

В комнате на стене красовалась большая фотография, которую отправила Ивану Николаевичу в подарок в 2005 году, когда на Русском острове, в районе мыса Поспелова, установили пятиметровый крест из кедрача в память о тех, кто вынужден был покинуть Россию в октябре 1922-го. Как оказалось, навсегда. 

Как мне позже рассказала одна из сотрудниц Русского Дома, эта фотография стала для Ивана Николаевна словно икона, он перед ней молился. До конца.

В госпитале старинного французского городка Ле-Пюи 29 марта 2012 года ушла из жизни Ларисса Андерсен. 

На память нам остались не только её стихи, по-русски лиричные, искренние, пронизанные воздухом Китая, где они впервые появились на свет. Ещё – уникальный архив:  книги, рукописи, письма друзей, фотографии – бесценные свидетельства эпохи. Всё это собрание вернулось во Владивосток ровно 90 лет спустя, после того как 11-летней девочкой она с родителями покинула Россию. Как вспоминала Ларисса, они уходили на судне с Русского острова. Она сидела на палубе, забитой людьми, чемоданами, коробками, и держала в руках самовар, обернутый маминым зелёным бархатным платьем – семейную реликвию. Позже этот самовар сменил не один адрес в Харбине, прежде чем семья поселилась в домике на ул. Садовой. Это стало возможным, когда отец Лариссы, Николай Михайлович Адерсен, белый офицер, смог устроиться счетоводом на КВЖД. 

Детство, юность, молодость Лариссы прошли в Китае. Она прожила здесь 34 года. Ей было 15 лет, когда увидело свет её первое стихотворение «Яблони цветут». 

Вокруг Лариссы всегда царила атмосфера восхищения и влюбленности. Белая Яблонька, Джоконда, Сольвейг, Печальный Цветок – вот лишь неполный список имён, которыми её величали. Жизнь Лариссы Андерсен можно сравнить с увлекательнейшим романом, увы, почти неизвестным нашим современникам. При этом уже в наши дни она вошла в список признанных русских красавиц ХХ века. 

Александр Вертинский, большой поклонник таланта и красоты Лариссы Андерсен, писал ей: «Я хочу поблагодарить Вас за Ваши прекрасные стихи. Они доставили мне совершенно исключительное наслаждение. Я пью их медленными глотками, как драгоценное вино. В них бродит Ваша нежная и терпкая печаль «Le vin triste», как говорят французы…» 

Впрочем, Ларисса не только писала прекрасные стихи, она восхитительно танцевала. Помогли в этом «ускоренный хореографический курс» Лидии Дроздовой, воспитанницы Петипа, и природный талант.

«Танцы в моей жизни были самой жизнью», – говорила Ларисса. В течение 15 лет она была звездой дальневосточной эстрады в Харбине, Шанхае. (Известный историк моды Александр Васильев в 2010 году приобрёл у неё несколько её танцевальных костюмов для своей коллекции.)

В 1956 году Ларисса Андерсен покинула Шанхай, выйдя замуж за француза Мориса Шеза. Последовала череда новых путешествий: Индия, Африка, Вьетнам, Таити. Такова была специфика работы мужа. Но везде, куда бы ни забрасывала ее судьба, она писала стихи. И всегда по-русски. 

В 1971 году семья Лариссы поселилась в городке Иссанжо, в Верхней Луаре, на родине мужа, где прожила более 40  лет.

Здесь мы с ней познакомились в 1997 году. И провели много месяцев, разбирая бесценный архив, восстанавливая «прихотливый узор непростой эмигрантской судьбы». Итогом этой большой работы стала книга стихов и воспоминаний Лариссы Андерсен «Одна на мосту».

Сюда, в глубинку Франции, мне довелось приехать за три недели до ухода Лариссы. Чтобы проститься. Порадовать букетиком весенних примул и лиловых крокусов из её садика. Удивительно, но в последние дни она говорила только по-русски, словно вмиг позабыла французский.

Ларисса ушла легко, на выдохе, спустя полчаса после того, как священник, посещающий больницу по расписанию, завершил обход больных. 

Она покоится в фамильном склепе семьи Шез, рядом с мужем и отцом, офицером русской армии, похороненным, как завещал, с полковничьими погонами колчаковского производства. 

Судьба порой действительно придумывает невероятные сюжеты. Первый в России памятник согласия и примирения, установленный на Русском острове в 2005 году, «прожил» всего три года. К слову, прообразом его послужило надгробие на братской могиле воинов, погибших в 1905 году в Порт-Артуре и похороненных в Харбине. Пятиметровый крест из кедрача весом почти три центнера демонтировали в связи со строительством грузового терминала, пообещав в кратчайший срок установить памятник на новом месте. Обещание не исполнили. Только в ноябре 2015 года благодаря усилиям Леонида Лысенко, автора идеи мемориала на Русском острове Владивостокского морского собрания памятник был установлен на главной площади Владивостока. Временно. Сейчас он называется «Покаяние и Единение». Новая надпись гласит: « В память о наших соотечественниках, ввергнутых в пучину Гражданской войны 1917–1922 гг. С думой о будущем России поставлен этот знак».