Юлия Войтовская: Не потеряй в толпе Лица

Тайна жизни – за семью печатями. Что написать? Пришла – ушла. Или была когда-то, ещё когда-нибудь явлюсь, но отраженьем не останусь в безумных ваших зеркалах… Вся земная жизнь заключена в знак «тире». Вот роза была живой – вот сгорела…

И так во все времена.

Однажды я родилась на Дальнем Востоке в семье морского офицера и учительницы. Они любили друг друга и построили дом в дубовой роще. Вокруг дома бродили ежи и прыгали белки.

На момент моего рождения отец служил в Китае, фотография с бессмысленным младенцем стояла у него на столе...

Мне кажется, душа просыпается позже тела. Помню, как это случилось. Я бродила с ежами и белками, чувствуя себя великаном, когда впервые в жизни увидела Ландыш. Я бросилась в траву, чтобы лицо было вровень с Ним, и погрузилась в состояние абсолютного счастья. С тех пор поняла, что не одинока. Есть существо, которое невыразимо прекрасно и слышит меня, и, может быть, даже любит. Цветёт… А взрослые – не главные здесь. Они ничего не знают о главном, о настоящем…

И с тех пор вся моя жизнь стала ожиданием Чуда. И чудеса происходили каждый день – иначе я могла умереть и не дорасти куда надо и не осознать, зачем я?.. Почему тайна цветения мне дороже всех благ житейских…

Конфликт был задуман в самом начале. Ведь я родилась в Советском Союзе – «отдельно взятой стране» и закрытом городе. Истина погребена под Эверестами лжи, фальши, страха. Никто не говорит и даже думать боится о том, чего нельзя написать в газете. И все давно разучили свои роли: счастливое детство, винтики и колёсики Системы… Истинная Красота под запретом… И все цензоры всех возможных органов пугаются любой живой мысли и образа… Слова «дух» и «бог» изъяты из книг и словарей.

Если я напишу книгу о своей земной жизни, я назову её «ТИРЕ».

Моя первая молитва звучала так:

«Я маленькая и ничья… меня принёс ветер…

я держусь за тонкую паутинку,

а раскачиваюсь, как на качелях.

Боженька, если ты есть,

сделай так, чтоб я не упала…»

И так во все времена. Всё это было много раз. И мы растём сквозь асфальт, потому что живой ландыш сильнее асфальта. И моя странная настоящая фамилия, фамилия отца – Казэко – звучит по-японски как Дочь Ветра…

Творчество обрушилось на детскую голову очень рано. Моя внутренняя жизнь была и остаётся единственной настоящестью. Все другие – во спасение души.

Чтоб не схватили, не свели,

не извели моё – до срока –

Цветение…

Камертон Любви звучал высоко в небесах…

***

Не потеряй в толпе Лица.

Не прячь его добра и горя.

И удивленья, и укора.

Не потеряй в толпе Лица.

Храни души святой огонь.

Гармоний плеск и горечь истин.

Гори, свеча!

Гонитель мысли –

Отступит мрак.

В толпе Лица не потеряй

И в зеркалах кривых, потешных.

Не урони его небрежно

В безбрежный хаос бытия.

Сраженье света и теней.

Сошлись на бой герой и ворог.

Поэт, художник, лицедей

Освободят уснувший город.

Прости, пора!

Благословляю

До самой правды, до конца.

О, я найду тебя, узнаю.

Не потеряй

в толпе

Лица…

***

Мой бедный брат!

Оставим бред.

Поэту – лгать,

когда не петь.

Небесных врат

немой ответ:

Поэту – лгать,

когда не петь.

Среди халдеев и скопцов,

Среди вельможных подлецов,

Когда распят на колесе

На божий день – и насовсем,

Когда ни слова о Творце,

А ловкий шут в его венце,

И могут в лад

герой и смерд,

Поэту лгать –

Поэту смерть!

***

Мой новый Храм не осквернён.

В нём ветер простонал однажды,

И дождь оплакал этот стон,

И купола сверкнули влажно.

Крапива важно зацвела

В смородине за старым скитом.

О, запустенье! Нищий злак

Не привлечёт сюда пиитов.

Тропы не вытопчут стада

По вербам, по корням прихода.

И тайну нашего ухода

Не разгадают никогда.

И только зрячие певцы,

Чьи стопы лёгкие крылаты,

Здесь рвут цветы и топчут мяту.

И тихо, искренне и внятно

С Творцом беседуют творцы.

***

Мой светлый Художник!

На свалке убожеств

Отыщется, может,

И плод тонкокожий,

В котором познанье,

Глумленье и смерть.

Разверзнутся ложи

И будут смотреть…

Идём себе мимо,

Идём себе дальше.

Без грома и грима,

Без крика и фальши.

И гроб не потянем,

И скарб не накопим.

И бедную душу

Очистим от кожи,

И жилы натянем,

Чтоб струнами пели!

Мы к солнцу хотели –

Мы к солнцу взлетели.

Мы в Небе, вы – в теле.

И вы ли нам судьи?!

Все пули – навылет.

Душа неподсудна!

Душа не даётся

Ни в руки, ни в зубы,

Не пьется, не жрётся…

Художнику – келью.

Художнику – посох.

Кровавые розы

Ему на могиле…

Мы птицами были –

Мы стали цветами.

Владея цветами

Убогой отчизны,

От скверны очистим,

Наполним озоном

Кладбищенской зоны

Распадки и дали,

Трущобы и выси.

Великие мысли –

Забытые мысли…

Быть может, быть может.

Мой светлый Художник!

Вынь кисти из ножен –

И прямо по коже

Планеты заплывшей,

Планеты заблудшей…

Бессмертные души

Увидят, услышат.

И кто-то запомнит,

А кто-то умножит.

Кровавые розы

На холмик положит…

Когда твоя мука

Не знает предела,

Возьми мои руки

И сердце из тела.

И Свет – не иссякнет!

И Цвет – не убудет!

А Люди родятся –

Поклонятся Люди.

ТВОРЧЕСТВО

Художник знает муку цвета,

Поэт пронзён строкой стиха.

Храни их, Господи, за это,

посланник Света – без греха.

…и будет сердце Музыканта

разбито в музыку звезды,

и светозвучное анданте

сорвёт заклятье немоты,

и кисть взметнётся над пространством

необозначенных миров,

Поэт взойдёт – взывать и клясться

в кольце огнём объятых слов…

Безумье это повторится,

вот полетят в садах листы…

Богов торжественные лица

Внимают чутко с высоты.

***

Высокого священного огня

Коснусь опять –

и замертво продрогну.

Быть может, вы окликнете меня,

языческие,

радостные

боги?!